Цена Империи - Страница 91

И Алексей ушел. Решил: помощи ему тут не получить. Маленькие люди, вдобавок зашуганные. И понятно почему. Наслушался от Насти, как тут с христианами обращаются. Чуть где засуха, пожар, знамение недоброе или иной непорядок, христиане всегда в крайних. Рим, который охотно принимал всех богов – что добрых, что ужасных, – всепрощающего Христа принимать отказывался. Слишком далек от вещного мира. Непонятен. Чужд. И властям, и народу. Меньше века пройдет – и пошатнется языческая империя. И тогда поднимется из скромных первохристианских общин церковь. И укрепит великий Рим. Ненадолго, если смотреть в историческом масштабе. Империя все равно развалится. И церковь единая тоже распадется. Но и разделившись, останется крепка и победительна. Падут языческие храмы, а на фундаментах их встанут церкви и соборы, рождая основу новой, священной Римской империи. И будут наследники престола Святого Петра из роскошного Ватикана править этой Империей, коронуя светских властителей и по-светски воюя с ними за блага мира сего. Только это будут совсем другие христиане…

Алексей ушел, не дождавшись хозяина. И впрямь – не драться же ему с женщиной, матерью, оберегающей своих детей от гнева власть предержащих.

А хозяин, вернувшись домой и узнав, как и почему выставили единоверца, сначала рассердился немного на жену, но быстро успокоился, решив: на все воля Божия. Коль захочет Бог, чтобы Ерема, рискуя собой и близкими, помог хоть и чужим, но единоверцам, – вернется странный кентурион.

Глава девятая Закон и порядок (продолжение)

Пятое августа девятьсот восемьдесят седьмого года от основания Рима. Город Томы

Старший тюремщик заявился сразу после рассвета. Жил он поблизости, и узнать ему не терпелось, как «приласкали» строптивую заключенную.

Каково же было его удивление, когда он обнаружил преступницу спокойно спящей в караулке.

От удивления он даже дар речи потерял.

Хриса к этому времени в караулке уже не было. Сменился. Но строго предупредил «сменщика» – бабу не трогать. Если что – будут иметь дело с ним. Репутация у Хриса была серьезная. Настоящий опытный легионер выделялся среди прочих городских стражников, как боевой пес – среди дворовых шавок. Такой, выслужи он полную отставку, с легкостью мог бы стать даже не опционом, а повыше. Но все, включая гарнизонное начальство, знали, что из легиона Хрису пришлось уйти вследствие буйного нрава. Поэтому не поставили его опционом, взяли рядовым стражником.

Когда у старшего тюремщика восстановилась способность говорить, он потребовал объяснений. И выслушав, уверился, что бывший легионер получил от заключенной то, в чем ему самому было отказано. Старший тюремщик немного обиделся. Но подумал, что свое он еще возьмет.

Анастасия, скромно сидевшая в уголочке, в беседу не вмешивалась и оспаривать ничего не стала. Ее препроводили в камеру, снова – в одиночную, принесли скудный завтрак и оставили в покое. Анастасия ждала, что ее вызовут к эдилу и предъявят официальное обвинение, но этого не произошло. Тем не менее женщина понимала, что положение ее – скверное. Ее будут судить и, скорее всего, казнят. Состоится ли суд здесь, в Томах, или ее повезут в Маркионополь – результат один. В столицу провинции ее отвезут, если легат Марк Аврелий захочет с ней поговорить. Возможно, в этом случае у Анастасии появится какой-то шанс… нет, не появится. Марк Аврелий не из тех, кто прощает. И Алексий ей не поможет. Легат провинции даже слушать не станет какого-то младшего кентуриона. Более того, заступничество Алексия может дорого обойтись ему самому. Император принял на службу варвара, забыв о его прошлом. Но римский закон иногда выше императора… нет, решила Анастасия, она не должна более вспоминать об Алексии. И говорить о том, что она – жена кентуриона. Отныне только Бог – ее заступник…

Поэтому, когда ей вторично принесли стило и таблички, Анастасия упираться не стала: призналась в том, что сочиняла фальшивые донесения. Но Алексия упоминать не стала: всю вину взяла на себя. Обосновала тем, что боялась мести варваров.

Таблички с признаниями унесли… и ничего не произошло. Анастасию как будто забыли…

Нет, ее не забыли. Старший тюремщик, очень довольный тем, что заключенная «сломалась», немедленно понес таблички эдилу. Но эдила в курии не было. Он отличался не слишком хорошим здоровьем, а вчера позволил себе некоторые излишества. Потому вследствие серьезного недомогания эдил вынужден был пренебречь служебными обязанностями. Тюремщик мог бы отдать таблички замещавшему эдила чиновнику, но не отдал. Потому что в этом случае и заслуга бы досталась не ему, а чиновнику. Так что тюремщик ушел, унеся с собой признание Анастасии и размышляя о том, что отсутствие эдила – к лучшему. Теперь заключенная останется на его попечении еще одну ночь, и у него появился еще один шанс с ней позабавиться. Не посмеет сучка снова отказать ему, старшему тюремщику, после того, как уступила простому солдату…

А простой солдат Хрис с рассвета безмятежно спал в своей инсуле. Правда, обещание, данное самому себе, он исполнил еще до рассвета: на куске папируса написал письмо принцепсу одиннадцатого легиона и отнес его декуриону императорской почты. А чтобы тот отправил письмо экстренно, а не с оказией, Хрис с другого документа аккуратно срезал восковую печать начальника гарнизона Том. За такую подделку полагалось очень серьезное наказание, но Хрис был уверен: даже если заключенная все наврала, кентурион Череп все равно его не выдаст.